В.Н.Казимиров

Мир Карабаху (к анатомии урегулирования)

«Незаконнорождённая» Минская группа СБСЕ

Вовлечение Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ) в урегулирование карабахского конфликта произошло сразу после приёма в него независимых Армении и Азербайджана (Прага, 30 января 1992 года). Оно соответствовало интересам США и других западных держав. Не только из-за того, что те не имели до этого каких-либо позиций в Закавказье, но ещё больше потому, что уже тогда были заинтересованы в выдавливании России из этого региона. К тому же западные державы с самого зарождения конфликта сочувствовали движению карабахских армян, усматривая в нём возможность ослабления СССР (о его развале они тогда ещё и не думали).

Почему хотел вовлечь в Карабах СБСЕ Андрей Владимирович Козырев, министр иностранных дел России, вернувшийся на Смоленскую площадь с упразднением МИД СССР? Ведь он был одним из инициаторов подключения общеевропейского совещания. Сложилось впечатление, что его расчёты были хитроумны, но всё же опрометчивы. В его представлении всё равно никто, кроме России, не сможет добиться там реальных сдвигов, но зато мы можем обзавестись не только флагом СБСЕ, действуя как бы от его имени, но и его содействием, включая материальное и финансовое, что в нашем тогдашнем бедственном положении было бы весьма важно.

В какой-то мере его подводили иллюзии, будто бы Запад коренным образом пересмотрел свой подход к нашей стране после исчезновения СССР. Он думал о поддержке наших посреднических усилий со стороны СБСЕ, но явно недооценил стремление западников втиснуть не только саму Россию, но и её влияние в пределы новых государственных границ. Более того, как раз Минская группа СБСЕ стала первым оселком для отработки ныне достаточно очевидного разворота ОБСЕ против интересов России.

На начальной фазе карабахского конфликта поиски его урегулирования велись параллельно и вперемежку Россией, Казахстаном, Ираном и СБСЕ.

Не приходится удивляться, что раньше всех и больше всех проявляла активность Москва. Памятны встреча руководителей Азербайджана, Армении и Нагорного Карабаха в Железноводске 23 сентября 1991 г. при посредничестве президентов России Б.Н.Ельцина и Казахстана Н.А.Назарбаева после их поездки в регион конфликта и принятое на ней совместное коммюнике (в нём допускался выход на прекращение огня и другие важные меры до 1 января 1992 г. – столь большой срок в ходе конфликта практически неизбежно обрастает потом осложнениями).

30 декабря 1991 г. было сделано обращение к Азербайджану и Армении с призывом восстановить переговорный процесс. 30 января 1992 г. МИД России выступил с заявлением в связи с обострением конфликта.

20 февраля 1992 г. в Москве по инициативе А.В.Козырева был достигнут ряд договорённостей между министрами иностранных дел Азербайджана и Армении, что было позитивно встречено в ООН и СБСЕ.

20 марта в Киеве Совет глав государств СНГ принял по инициативе Москвы и Алма-Аты принципиальное решение о готовности направить группу наблюдателей и коллективные силы по поддержанию мира в зону карабахского конфликта.

В первой декаде апреля 1992 г. Козырев совершил две поездки в регион конфликта. В Баку и Ереван направлялись спецпредставители мининдел России. 13 апреля он выдвинул двухэтапный план урегулирования в Карабахе, направив его (прежде, чем руководителям конфликтующих сторон) генсеку ООН Бутросу Гали и Действующему председателю СБСЕ, заместителю премьер-министра, мининделу ЧСФР Иржи Динстбиру.

Вопреки суждениям, укоренившимся на Западе, да и в Баку, будто Россия только и мечтала о размещении своих вооружённых сил в зоне конфликта, активная переписка между Козыревым и Динстбиром в апреле показывает прямо противоположное – Москва делала упор на прекращение огня и размещение наблюдателей СБСЕ (а затем и международных миротворческих сил), однако за словесными посулами Европы на этот счёт ещё не было никакой реальной готовности всерьёз. Ведь Карабах был первым опытом собственного миротворчества СБСЕ.

На 23 или 24 апреля мининдел России предложил сторонам встречу в Минеральных Водах при своём личном посредничестве для обсуждения выдвинутой Москвой примерной схемы карабахского урегулирования. Азербайджанцы соглашались обсудить порядок проведения встречи, но и.о. председателя ВС Нагорного Карабаха Георгий Петросян уклонился, ссылаясь на то, что 24 апреля - день национального траура в связи с событиями 1915 г. в Турции, и выдвинув предварительные условия (достичь «предварительных соглашений» и признать равный статус сторон в конфликте).

Последнее требование отдавало наивностью: в конфликтных ситуациях никто, если это ему не выгодно или не компенсируется чем-то другим, не страдает щедростью раздавать противнику желанные статусы; статус чаще рождается из жизни, из тех самых встреч, от которых карабахцы как раз уклонялись. Сама встреча сторон – это уже положенный без шума и треска кирпичик в фундамент такого статуса.

2 мая схема двухэтапного карабахского урегулирования была неформально обсуждена в Москве в раздельных встречах с представителями Азербайджана (Расим Насреддинович Мусабеков) и Нагорного Карабаха (Левон Грантович Мелик-Шахназарян) в присутствии представителя Армении (Сурен Тигранович Золян) и с участием первого заммининдел России Федора Вадимовича Шелова-Коведяева. И тут армяне уклонились от общей встречи с участием азербайджанцев.

Помимо этого краткого перечня посреднических усилий России в начале 1992 г., стоит отметить и активность Ирана в это время. Его представителям не раз удалось в принципе договориться со сторонами о прекращении огня. Так в трехстороннем коммюнике (Иран, Армения, Азербайджан) от 16 марта предусмотрено недельное прекращение огня. Наиболее известен документ, подписанный 7 мая 1992 г. в Тегеране главами трёх государств и намечавший в недельный срок выйти на прекращение огня. Но и в этот раз намеченное не состоялось – пала Шуша.

Если писать о карабахском конфликте основательнее, надо сплетать два больших противоборствующих потока: ход военных действий и шаги в поисках его мирного урегулирования. Разрывать их невозможно, потому что обстановка на поле боя во многом отражалась на положении за столом переговоров (или вокруг него, ибо ещё не всегда так просто было усадить стороны за этот стол). Было и наоборот: пробуксовки в переговорах давали импульс вернуться к иллюзиям силового решения. Немало и случаев разрыва на поле боя подписанного за столом переговоров. Поэтому и было так важно прежде всего добиться прекращения огня и военных действий.

Но такой сгусток противоборства двух потоков, плотное и полное отражение конфликта современникам ещё вряд ли под силу. Да и большинство возможных читателей в Азербайджане, Армении и НК помнят ход боевых действий лучше меня. Поэтому автор в основном ограничивается описанием усилий в пользу мирного разрешения конфликта, отражая лишь самые общие контуры хронологии войны.

СБСЕ начала свои усилия сразу после приёма АР и РА в свои ряды с поездки специальной миссии в зону нагорно-карабахского конфликта. По итогам поездки он обсуждался на 7-м и 8-м заседаниях Комитета старших должностных лиц (КСДЛ) – так назывался оперативный руководящий орган общеевропейского совещания (27-28 февраля и 13-14 марта 1992 г.).

По предложению КСДЛ первая дополнительная встреча Совета СБСЕ на уровне министров (Хельсинки, 24 марта 1992 г.) приняла решение созвать в Минске международную конференцию по Нагорному Карабаху с участием 11 государств. Тогда же по инициативе мининдел России решено направить в регион Действующего председателя СБСЕ (30 марта – 3 апреля 1992 г.).

Заметим, что Би-Би-Си и ряд исследователей (даже обстоятельный Томас де Валл) пишут, будто в тот же день создана пресловутая Минская группа СБСЕ. Ниже будет показана явная ошибочность этих суждений.

7 апреля И.Динстбир назначил председателем Минской конференции итальянского политика и дипломата Марио Раффаэлли, ранее достигшего заметного сдвига в разрешении конфликта в Мозамбике. Началась активная фаза подготовки к созыву конференции 23 июня 1992 г., в том числе аврал в Минске. И Динстбир, и Раффаэлли были за скорейший созыв конференции.

1 мая 1992 г. 10-е заседание КСДЛ приняло решение по правилам процедуры конференции и учреждению миссии по наблюдению за прекращением огня.

11-е заседание КСДЛ (Хельсинки, 18-19 мая 1992 г.) фактически должно было предварить открытие конференции. Но на пути к ней уже появились завалы. 9 мая армяне захватили Шушу, основную опору азербайджанцев в Нагорном Карабахе. Её расположение примерно на 700 метров выше Степанакерта использовалось для обстрелов главного города бывшей НКАО. Началось давление на Лачин, преграждавший связь Нагорного Карабаха с Арменией. На второй день заседания КСДЛ, 19 мая поступило сообщение о захвате Лачина и обострении боев у Нахичевани.

Представитель Азербайджана Надыр Худавердиевич (Худаверди оглы) Мехтиев отмечал при этом применение танков, тяжёлой артиллерии и вертолётов, а главное - утверждал, что расползание военных действий за пределы Нагорного Карабаха настолько изменило характер конфликта, что уже невозможно проводить Минскую конференцию, готовившуюся в иных условиях. Он требовал переоценки конфликта, признания агрессии Армении (последнее могло быть во власти Совета Безопасности ООН, но не СБСЕ).

Представители Армении отрицали участие своих регулярных военных формирований в боях за пределами её территории, утверждали, что у них вообще нет танков и тяжёлой артиллерии. Один из них признавал в беседе, что их воинские формирования заняли лишь ту часть находящейся на территории РА демилитаризованной 5-километровой полосы вдоль армяно-азербайджанской границы вокруг Нахичевани. В частности, высоту в 200 метрах от Азербайджана, господствующую над окружающей местностью. И лишь в ответ на обстрелы территории Армении из Нахичевани.

Почти все делегации, включая США, Россию, ЕС, а также Армении были за скорейший созыв конференции. Но Азербайджан предварительным условием ставил уход армян из Лачина и Шуши. Его поддерживала только Турция. Сложился тупик - пришлось прервать заседание КСДЛ до 21 мая.

После консультаций с делегациями стран ЕС, России и Турции делегация США выдвинула проект промежуточного решения. Отметив распространение военных действий «на другие районы Азербайджана» (Нахичевань не упоминалась), американцы предложили чрезвычайную подготовительную встречу представителей 11 государств-участников Минской конференции, чтобы «срочно обсудить все аспекты ситуации с целью возобновления диалога между конфликтующими сторонами».

Армения сочла, что теперь её очередь возражать, и не дала согласия на проект решения, мотивируя это тем, что Нагорный Карабах лишён возможности участвовать в обсуждении (не нравилось ей и упоминание в тексте о территориальной целостности АР). А поскольку решение требовало консенсуса, проект США не был принят.

Но ряд делегаций, сочтя проект достаточно сбалансированным, предложил внести его в журнал №4 заседания КСДЛ, чтобы председатель конференции при подготовке чрезвычайной встречи мог руководствоваться им. Никто не стал возражать. Как и против проведения такой встречи.

По приглашению председательствующих на конференции итальянцев совещание представителей 11 государств прошло 1-5 июня 1992 г. в Риме. Увы, столь же жаркие дебаты между двумя делегациями, но никаких сдвигов. Пришлось назначить повторную встречу там же 15-20 июня. Результат тот же. 29 июня - 7 июля проходит третий раунд встречи, затем консультации нейтральной «восьмёрки» (17-21 июля; без участия Турции); четвёртый (31 июля - 5 августа) - с появлением армян Нагорного Карабаха; пятый (7-10 сентября). Так в Риме де факто, явочным образом возникла Минская группа.

Многие воспринимают МГ как некую данность. Мало кто знает о её происхождении и мере её легитимности. Не ведают, что никакого решения в СБСЕ о создании МГ не было. (Ведь всё, что было решено - приложить к журналу КСДЛ текст не принятого американского проекта). Но и в нём речь шла лишь об одной чрезвычайной встрече, а не серии раундов и тем более не о регулярном функционировании новой вспомогательной структуры СБСЕ. Вот почему у Минской группы нет никакого мандата (в отличие от любой другой структуры СБСЕ, даже временной или ад-хок). Кое-кто в общем виде рассуждает о мандате МГ, даже не сознавая, что его вообще нет в природе.

Есть подобие мандата Минской конференции (решение от 24 марта 1992 г., хотя в этой части ещё требовалось доработать его). Позднее, в 1995 г. утверждены мандаты Сопредседателей Минской конференции и Личного представителя Действующего председателя СБСЕ, но у МГ мандата нет.

Скажу сразу, что на одной из встреч МГ в Риме, видя как плюсы, так и минусы её деятельности и стремясь упорядочить её, 1 марта 1993 г. мы внесли проект «Оперативных правил карабахского урегулирования», но западники их «не заметили» - замотали. 14 октября 1994 г. с согласия министра мной опубликована в московской газете «Сегодня» весьма откровенная статья «Россия и Минская группа СБСЕ». Мы распространили её и в штаб-квартире СБСЕ в Вене, показывая и недостатки МГ, и её прямые помехи посредничеству России.

Потом, на заседаниях Постоянного совета СБСЕ 24 и 31 октября 1994 г. мы предлагали устранить эту аномалию - отсутствие мандата у МГ. Но западным государствам мандат был не нужен, ибо его рамки мешали бы встревать в любой вопрос, чтобы тормозить или сковывать более успешные посреднические усилия России.

Курьёзна была в Вене аргументация моих оппонентов. Американец стоял на том, что мандат у МГ уже есть, только он «рассеян» по многим документам различных органов СБСЕ, а немец утверждал, будто он ей вообще не нужен. Шикарная иллюстрация к цинизму в дипломатии: как будто тот и другой не знали, что такое мандат и как он принимается! Мандат – чётко определённый, цельный документ, а не нечто воздушное, косвенное; он рассматривается, обсуждается, утверждается.

На эту тему возникла переписка и с опытным шведским дипломатом, тогда председателем Минской конференции Яном Элиассоном. Он прислал мне целый перечень цитат из документов СБСЕ в хронологическом порядке, выражавших в основном «поддержку неустанным усилиям Минской группы». Однако стоило разложить их не по хронологии, а по смыслу, как выяснялось, что тут нет самого главного для любого мандата – целей и задач. В письме 4 ноября 1994 г. пришлось предметно показать это Элиассону.

Его сменщик – Андерс Бьюрнер доказывал мне, что МГ имеет «косвенный» мандат. А есть ли в СБСЕ практика выписки «косвенных» мандатов? Об этих дискуссиях насчёт мандата МГ в 1994 г. можно многое высказать. И, наверное, придётся это сделать, но попозже.

А для завершения очерка про рождение Минской группы лучше разобраться, насколько верным был отказ Азербайджана от созыва Минской конференции? Теперь, спустя 15 лет, судить легче. Ушли ли армяне из Лачина и Шуши? Насколько реалистичным было это требование для открытия конференции? Могла ли Минская конференция быть ещё менее эффективной для урегулирования конфликта, чем возникшая «вместо неё» де факто Минская группа? Эти и другие вопросы ждут вразумительных ответов. Особенно от руководства Азербайджана (пусть бы ответили хотя бы самим себе – было бы больше реализма, трезвее стали бы расчёты Баку).

Именно в Баку нередко появляются контрастные оценки деятельности Минской группы официальными лицами – то почти позитивные, то резко негативные, то немного завышенные, то явно заниженные. Безусловно, полезно видеть в делах и плюсы, и минусы. Но тут не разносторонность, не взвешенность оценок, а шараханья в них. И никто (не то, чтобы официальные лица, но и политологи) не дали оценки отказу Азербайджана от Минской конференции в мае 1992 г. А ведь МГ фактически ничто иное, как «детище» Баку. Причинно-следственная связь тут гораздо очевиднее, чем в более сложных делах (скажем, в происхождении такого явления, как оккупация).

Но вернёмся к первым шагам Минской группы с июня 1992 г.